Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 27 ноября 2013
Простите, но сегодня мой русский язык расползается, как марлевая тряпка, и я могу выражаться чересчур пространно.
Все, рожденное на испанском языке, что когда-либо попадало мне в руки, отличалось особым, непередаваемым очарованием. Это одновременно и страсть, и легковесность, и безоглядная эстетическая увлеченность смертью, и необоримое стремление к жизни. Только испанцы умеют эротизировать смерть и рисовать ей лицо изысканного любовника или любовницы, при этом не превращая жизнь в драму. Испанские творцы будто сидят на берегу русла времени, по которому течет смерть, окунают пальцы в быстро текущую воду, облизывают, а потом описывают свои вкусовые ощущения. И, кстати, не только испанцы - Латинская Америка тоже за ними поспевает, только у нее река шире и полноводнее, потому что по ней течет не только кровь матушки-Европы, но еще и слезы всего индейского народа.
Удивительное дело, но в испаноязычном мире - не в настоящем, конечно, а в нарисованном в книгах и фильмах культурном субстрате и, пожалуй, в подкорке мозга, - странным образом уживаются откровенная чувственность и суровый, строгий католицизм со всеми его устрашающими люциферами и инквизиторскими пытками. Мне кажется, что, столько лет живя под гнетом божьего перста, испанцы настолько привыкли к дьяволу, что приветствуют его, когда он ходит по улице, и даже не прочь закрутить с ним легкую интрижку, так, для вкуса к жизни. Впрочем, нет, вкус к жизни - это к французам, испанцы ни за что не признаются в собственном легкомыслии, они все делают потому, что смерть дышит им в ухо. Вот именно за такое отношение к смерти я их и люблю. Смерть - это не социальное явление, не трагедия, не внезапное событие, которое случается в конце жизни, а то, что всегда с нами, всегда за нашим плечом, всегда смотрит на то, что мы делаем, и если мы делаем это недостаточно хорошо, начинает подгрызать нас с угла. Но если мы молодцы и все правильно делаем - смерть нашептывает нам непристойности на ухо и гладит мягкой рукой по плечу. Везде, во всех нынешних европейских культурах смерть - чужая. У тех, кто говорит по-испански, она - своя.
И напоследок - два стихотворения Хименеса.
Пристань.
Мы спим, и наше тело -
это якорь,
душой заброшенный
в подводный сумрак жизни.
Мертвый.
Остановились чаши на весах:
одна в земле,
другая в небесах.
Все, рожденное на испанском языке, что когда-либо попадало мне в руки, отличалось особым, непередаваемым очарованием. Это одновременно и страсть, и легковесность, и безоглядная эстетическая увлеченность смертью, и необоримое стремление к жизни. Только испанцы умеют эротизировать смерть и рисовать ей лицо изысканного любовника или любовницы, при этом не превращая жизнь в драму. Испанские творцы будто сидят на берегу русла времени, по которому течет смерть, окунают пальцы в быстро текущую воду, облизывают, а потом описывают свои вкусовые ощущения. И, кстати, не только испанцы - Латинская Америка тоже за ними поспевает, только у нее река шире и полноводнее, потому что по ней течет не только кровь матушки-Европы, но еще и слезы всего индейского народа.
Удивительное дело, но в испаноязычном мире - не в настоящем, конечно, а в нарисованном в книгах и фильмах культурном субстрате и, пожалуй, в подкорке мозга, - странным образом уживаются откровенная чувственность и суровый, строгий католицизм со всеми его устрашающими люциферами и инквизиторскими пытками. Мне кажется, что, столько лет живя под гнетом божьего перста, испанцы настолько привыкли к дьяволу, что приветствуют его, когда он ходит по улице, и даже не прочь закрутить с ним легкую интрижку, так, для вкуса к жизни. Впрочем, нет, вкус к жизни - это к французам, испанцы ни за что не признаются в собственном легкомыслии, они все делают потому, что смерть дышит им в ухо. Вот именно за такое отношение к смерти я их и люблю. Смерть - это не социальное явление, не трагедия, не внезапное событие, которое случается в конце жизни, а то, что всегда с нами, всегда за нашим плечом, всегда смотрит на то, что мы делаем, и если мы делаем это недостаточно хорошо, начинает подгрызать нас с угла. Но если мы молодцы и все правильно делаем - смерть нашептывает нам непристойности на ухо и гладит мягкой рукой по плечу. Везде, во всех нынешних европейских культурах смерть - чужая. У тех, кто говорит по-испански, она - своя.
И напоследок - два стихотворения Хименеса.
Пристань.
Мы спим, и наше тело -
это якорь,
душой заброшенный
в подводный сумрак жизни.
Мертвый.
Остановились чаши на весах:
одна в земле,
другая в небесах.
вторник, 26 ноября 2013
22:33
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 25 ноября 2013
01:01
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 23 ноября 2013
Тревога, тревога, волк унес полтонны кокаина!
Слоупок-мод временно ослаб, и я все-таки выбралась на фильм, пока его крутят в кинотеатрах.
читать дальше
Слоупок-мод временно ослаб, и я все-таки выбралась на фильм, пока его крутят в кинотеатрах.
читать дальше
"Недавно Орфографической комиссией было утверждено правило: если в русском языке есть однокоренное слово с одной буквой, то и во всех родственных словах надо писать одну букву. Раз есть слово «блог», значит, «блогер» пишется с одной «г». Есть «секс-шоп» — значит, «шопинг» пишется с одной «п». А вот «диггер» пишется с двумя «г», как в языке-источнике, потому что в русском нет однокоренного слова с одной буквой. Эту логику было трудно нащупать, зато теперь появился хоть какой-то ориентир для пишущих".
Интервью, из которого вырван этот клок.
А еще можно посмотреть видео и обратить внимание на произношение слова "фонетика" в самом начале.
На первом курсе, когда мы пришли к преподавательнице русского языка, она нас поразила: откупорить! гренки! внезапно! А еще раньше, когда я только пошла в одиннадцатый класс и решила записаться на курсы журналистики, главный по курсам поправил меня по телефону: по средам. Некоторые вещи, касающиеся русского языка, кажутся непонятными и дикими, как будто кто-то по улице без штанов бегает, а на деле являются правильными. Моя бабушка до сих пор говорит "звонить", а на все мои замечания отвечает: "А у нас в Москве...".
Интервью, из которого вырван этот клок.
А еще можно посмотреть видео и обратить внимание на произношение слова "фонетика" в самом начале.
На первом курсе, когда мы пришли к преподавательнице русского языка, она нас поразила: откупорить! гренки! внезапно! А еще раньше, когда я только пошла в одиннадцатый класс и решила записаться на курсы журналистики, главный по курсам поправил меня по телефону: по средам. Некоторые вещи, касающиеся русского языка, кажутся непонятными и дикими, как будто кто-то по улице без штанов бегает, а на деле являются правильными. Моя бабушка до сих пор говорит "звонить", а на все мои замечания отвечает: "А у нас в Москве...".
среда, 20 ноября 2013
13:57
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 18 ноября 2013
18:26
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 17 ноября 2013
05:21
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 12 ноября 2013
20:37
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 11 ноября 2013
Алиса, знакомься, это путинг, путинг - это Алиса.
Сегодня наш город пришел в запутинение. От метро 1905 года до университета мне пришлось добираться по синусоиде, потому что наперекрывали же, изверги! "- Девушка, а вы куда идете?" - спросил меня коренастый полисмужик в квадратной шапке. - А вот по той стороне, пожалуйста!" "Та сторона" - это спуститься вниз по большой лестнице Плотинки, а потом подняться по противоположной и топать вокруг ограждения, огибая площадь Труда аж до самой Пушкина. Наиболее бойкие граждане пытались бежать рысцой по расово неверной стороне улице - вот, право слово, как пуленепробиваемые, а! - но через квартал их ловили полисмужики и разворачивали обратно.
Весьма антиутопично, подумала я, спускать обычных граждан в "нижний город", когда высокое правительство заседает в пряничном домике наверху. Шестьдесят шестой дистрикт передает привет девяносто девятому, и мне вас жалко, господа, если у вас такие путинги постоянно.
Сегодня наш город пришел в запутинение. От метро 1905 года до университета мне пришлось добираться по синусоиде, потому что наперекрывали же, изверги! "- Девушка, а вы куда идете?" - спросил меня коренастый полисмужик в квадратной шапке. - А вот по той стороне, пожалуйста!" "Та сторона" - это спуститься вниз по большой лестнице Плотинки, а потом подняться по противоположной и топать вокруг ограждения, огибая площадь Труда аж до самой Пушкина. Наиболее бойкие граждане пытались бежать рысцой по расово неверной стороне улице - вот, право слово, как пуленепробиваемые, а! - но через квартал их ловили полисмужики и разворачивали обратно.
Весьма антиутопично, подумала я, спускать обычных граждан в "нижний город", когда высокое правительство заседает в пряничном домике наверху. Шестьдесят шестой дистрикт передает привет девяносто девятому, и мне вас жалко, господа, если у вас такие путинги постоянно.
00:05
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 04 ноября 2013
00:59
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 02 ноября 2013
Как я писала диплом? Как я читала Батая, Бодрийяра, как я даже Ансельма на втором курсе читала, боясь показаться метропассажирам повернутой сектанткой? Ах да, я же еще на первом курсе по де Саду писала. Ясно, в общем:
«Он остановился перед витриной китайского фаст-фуда и достал письмо, держа его поближе к груди, чтобы прохожие из-за плеча не прочли ядовито-высоколобых строк; это было все равно что читать на улице порнографию. Ему хотелось сказать прохожим: «Все в порядке, я дипломированный литературный критик».
«Он остановился перед витриной китайского фаст-фуда и достал письмо, держа его поближе к груди, чтобы прохожие из-за плеча не прочли ядовито-высоколобых строк; это было все равно что читать на улице порнографию. Ему хотелось сказать прохожим: «Все в порядке, я дипломированный литературный критик».
пятница, 01 ноября 2013
02:03
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 29 октября 2013
21:25
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 27 октября 2013
20:32
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 18 октября 2013
01:53
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 17 октября 2013
Сегодня я не буду ложиться спать вовремя, потому что мой мозг мне завтра не понадобится. А что я делаю завтра? А завтра я иду к очаровательным мужчинам и женщинам, которые будут задавать мне личные вопросы, надевать на меня всякие странные штуки, щупать во всех местах и заставлять делать страшные вещи. Короче, пойду завтра на медосмотр я.
Я очень боюсь врачей, а мама запретила мне всем и каждому рассказывать, что пару месяцев назад какие-то люди изобрели хорошую штуку, частично воспроизводящую медицинский трикодер доктора МакКоя. Мы долго торговались и сошлись на том, что я не буду рассказывать об этой штуке психиатру.
У меня, конечно, для каждого врача есть своя проникновенная история, особенно для офтальмолога (здравствуйте, у меня вулканское внутреннее веко, нет, это не потерянная в глазу линза, это именно вулканское внутреннее веко), но мама велела мне не доставать врачей. Врачи, сказала мама, работают, и не заслужили.
Я очень боюсь врачей, а мама запретила мне всем и каждому рассказывать, что пару месяцев назад какие-то люди изобрели хорошую штуку, частично воспроизводящую медицинский трикодер доктора МакКоя. Мы долго торговались и сошлись на том, что я не буду рассказывать об этой штуке психиатру.
У меня, конечно, для каждого врача есть своя проникновенная история, особенно для офтальмолога (здравствуйте, у меня вулканское внутреннее веко, нет, это не потерянная в глазу линза, это именно вулканское внутреннее веко), но мама велела мне не доставать врачей. Врачи, сказала мама, работают, и не заслужили.
суббота, 12 октября 2013
15:05
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра